– Почему? – спросил Странахэн.
– Солнце садится, да? Я чувствую, что холодает. Он сегодня красивый? В смысле, закат?
– Никогда не видел некрасивого заката.
– Завтра я сниму полотенце и наконец узнаю, как ты выглядишь, – сказала Джои. – Я думаю, Клинт Иствуд средних лет.
– Тогда тебя ждет большое разочарование.
– Но ты ведь высокий? – спросила она. – Тебе под полтинник?
– За.
– Седина на висках?
– Хочешь еще пива?
– Нет пока, – сказала Джои. – Дай мне опять свои руки.
Странахэн засмеялся:
– Не стоит, они все в рыбе.
– Ты ешь руками! Мне это нравится.
– Мои застольные манеры оставляют желать лучшего, – сказал он. – Побочный эффект жизни в одиночестве.
– Сколько раз ты был женат? – спросила Джои. – Я знаю, это ужасно грубый вопрос, но я кое-что подозреваю.
– Шесть, – ответил Странахэн. – Шесть раз. – Он встал и начал убирать тарелки.
– Господи Исусе. Я-то думала, три.
– Вот видишь, я полон сюрпризов.
– Как так получилось? – спросила Джои, но в ответ услышала только грохот двери. Через несколько секунд в доме побежала вода и забрякали тарелки в раковине. Когда Странахэн вернулся, Джои извинилась.
– За что? – спросил он.
– За назойливость. Я поняла, что ты разозлился, потому что ты стукнул дверью.
– Да нет, просто петли заржавели, к чертям собачьим. – Он всунул ей в руку холодную бутылку. – Хотя, по правде сказать, шесть бывших жен – не повод хвастаться.
– По крайней мере, ни одна из них не пыталась тебя убить, – сказала Джои.
– Одной это почти удалось.
– Что, правда? Ее посадили?
– Нет. Она умерла.
У Джои сперло дыхание. Она надолго приложилась к пиву.
– Расслабься, ягодка. Я ее не убивал, – сказал Странахэн.
– Кем она была?
– Когда я ее встретил? Официанткой, как и все остальные.
Джои не удержалась и захихикала:
– Ты был женат на шести официантках?
– Вообще-то на пяти. Последняя была телепродюсером.
– Ох, Мик…
– И поначалу они были просто восхитительны. Обычно все шло вкривь и вкось по моей вине.
– Но о чем ты думал? То есть, когда добираешься до цифры шесть…
– Да ни о чем я не думал, – сказал Странахэн. – Какие раздумья, когда любовь? Сама знаешь.
Джои Перроне откинулась назад и повернула забинтованное лицо к закату.
– Наверняка все небо розовое и золотое. Господи, я, наверное, ужасно выгляжу с этой повязкой.
– Чаз – это твой первый муж?
– Второй. Первый умер. – И быстро прибавила: – Несчастный случай.
– Фигово.
– Он был биржевым маклером. А Чаз – биолог.
– Мокрецы тебя скоро сожрут с потрохами, – сказал Странахэн. – Давай вернемся в дом.
– Забавно, глаза по-настоящему болят, только когда я плачу, – сказала она. – Жаль, не могу остановиться.
– Пойдем, возьми меня за руку.
– Нет, мне и здесь хорошо. Мошки меня не колышут. – Джои вызывающе хлюпнула носом. – И, знаешь, я рыдаю совсем не из-за этого сукина сына Чаза Перроне. Я на девяносто девять процентов уверена, что я его больше не люблю.
Странахэн промолчал. Он был специалистом по умиранию отношений, по мучительной пустоте, что висит, пока кто-нибудь не сделает шаг.
– Но то, что Чаз сделал там, – она показала на море, – зверски меня бесит. Ты даже не представляешь как.
«Отчего же, представляю», – подумал Странахэн. Вопрос витал в воздухе, и он спросил:
– Тогда почему ты плачешь?
– Видимо, я поняла, что вся моя жизнь свелась к этому мигу в этом месте в этом, – она гневно взмахнула рукой, – кошмарном, мерзком положении. Без обид, Мик, но сидеть полуослепшей на острове с каким-то незнакомцем – это не совсем то, что я в это самое время собиралась делать. Я совсем не так воображала себя в тридцать с чем-то там.
– Слушай, у тебя все наладится.
– Ну да, конечно. После того как мой ебаный муженек, прошу прощения за свой французский, сбросил меня за борт этого ебаного корабля в нашем ебаном круизе в честь годовщины свадьбы! Как, скажи, пожалуйста, женщине такое забыть, а? Как «пережить» такую личную катастрофу?
– Поможет, например, если увидишь, как его волокут в наручниках, – сказал Странахэн. – Почему ты не даешь мне позвонить в полицию?
Джои неистово замотала головой – как бы полотенце не слетело, подумал Странахэн.
– Мик, на суде будет настоящий кошмар – мое слово против его. Он наверняка заявит, что я наклюкалась и свалилась через перила. Я уверена, он береговой охране так и сказал. Четыре года назад я в Дейтоне сдуру села за руль под градусом, адвокаты Чаза это в два счета раскопают. «Будьте любезны, миссис Перроне, встаньте на свидетельскую трибуну и расскажите суду, как ваш дружок-теннисист бросил вас ради манекенщицы, как вы с горя выпили целую бутылку каберне, припарковали автомобиль прямо посреди бульвара Норд-Оушен и уснули…»
– Ладно, остынь.
– Но ведь так и есть? Мое слово против его.
Странахэн согласился, что в суде все может обернуться скверно.
– Это не мое дело, Джои, но как насчет денег? Если ты умрешь, Чаз разбогатеет?
– Нет.
– Даже страховки никакой нет?
– Насколько я знаю, нет, – сказала Джои. – Теперь ты понимаешь, почему я так… ну, не знаю, ошеломлена. Ему не было смысла меня убивать. Если он хотел развестись, достаточно было попросить.
Она спросила, что бы Странахэн сделал на ее месте.
– Для начала я бы снял обручальное кольцо, – ответил он.
Джои застенчиво стащила платиновый ободок с пальца и сжала в руке.
– Дальше что?
– Пошел бы прямиком к копам, – сказал Странахэн, размышляя, какие еще варианты она обдумывает. Он решил не спрашивать, потому что поднялся бриз и, похоже, сдул злость Джои. – Ты улыбаешься. Здорово, – сказал он.